Carpe diem quam minimum credula postero!
04.08.2013 в 09:26
Пишет Space.Cat:Верните доверие!
Пишет Дина Ши:
URL записиПишет Дина Ши:
Когда я задумываюсь о чем-то, что нельзя подержать в руках, я вслушиваюсь в звучание слова. До-верие, до веры. Слышите? Это не вера кому-то, или во что-то! Это то, и об этом нам говорит само слово, что вере предшествует. И предшествует, если задуматься, не в порядке наступления одного после другого, а вполне самостоятельно, как некая база, основа развития внутреннего персонального мира чувств, после которой пути разветвляются и рождаются иные, лишь родственные доверию состояния, чувства, способы взаимодействия с миром. Корень. И если корень бывает поврежден, то крона древа, Иггдрасиля нашего чувственного мира, развивается плохо и криво. читать дальшеВ самом деле, младенец наделен доверием в полной мере. Он открыто с улыбкой протягивает ручки ко всему и всем. Он познает мир и для него доверие — лучший из инструментов познания. Матери приходиться постоянно его пугать и предостерегать, чтобы научить осторожности. Чтобы снизить степень доверия? Доверие это состояние спокойствия, безмятежности, ощущения гармонии во взаимоотношениях между собой, миром в целом, и (или) его отдельными частями. Когда человек пребывает в этом состоянии, он не излучает агрессию и, разумеется, не провоцирует ее в отношении себя. А если наталкивается на агрессию, то более склонен понимать ее причины, чем просто пугаться. Если же в момент шока, пока тип дальнейшей реакции еще не определен, окружающие начинают проецировать человеку свои страхи, то выбор делается в пользу испуга, тем большего, чем больше собственные страхи доброжелателей. Страх убивает доверие. Именно страх, а вовсе не негативный опыт, как принято считать. Помните? — «смелого пуля боится, смелого штык не берет». Чего-чего, а ранений и смертей вокруг на войне больше, чем достаточно. Но там страх, трусость — неуместны и подавляются. Привычка перешагивать через свой страх освобождает место доверию,— к жизни, судьбе, собственным способностям и умениям,— делая человека удачливым.
Но есть и другое: «обжегшись на молоке, на воду дуют». За этой поговоркой я так и слышу вскрики, причитания и утешения толпы очевидцев случайного происшествия, которое могло бы стать просто опытом, но превратилось в устойчивый страх. Сколько таких дутых страхов и опасений мы выносим из своего детства? Сколько их добавляем в копилку в течение жизни, привыкнув выбирать из всех возможных реакций при стрессе, боли, падении именно испуг, а не размышление и анализ? Не в раннем ли детстве корень человеческого мира чувств впервые оказывается поврежден? Всегда ли мать остерегает ребенка только ради его безопасности, а не ради собственного спокойствия и для увеличения степени своей свободы? Всегда ли даже дельное предупреждение информативно? Куда как проще сыпать короткими «не лезь,— убьет, укусит, утонешь, расшибешься, упадешь, обманут, отнимут…», чем остановиться в своей безумной гонке за неизвестно чем на пять минут, и объяснить, подробно и понятно. «Это прекрасная собака, но когда ты видишь незнакомого пса, будь внимателен. Смотри, как пёс смотрит на тебя, виляет ли хвостом, рад ли тебя видеть. Может быть, эту собаку обидел другой ребенок, и она теперь боится детей. Тогда она может и укусить. Спроси ее, хочет ли она с тобой дружить,— если захочет, завиляет хвостом и сама подойдет». «Спички и зажигалки — вещи очень полезные, нужные. Но ими нельзя пользоваться там, где есть что-то очень горючее, например, бензин, или горючая ткань одежды. Ты пока не научился сразу понимать, опасно ли зажигать огонь, или можно, поэтому подожди еще пользоваться спичками самостоятельно. Ты же можешь случайно поджечь все вокруг и даже обгореть сам. Когда ты подрастешь, ты больше узнаешь о вещах, ты сможешь сразу видеть, можно, или нельзя зажечь спичку». Не так много времени требуется, чтоб дать объяснение, исключив страх, но развивая разумную осторожность. Почему же с детских площадок, обсаженных по периметру мамами и бабушками, доносятся только окрики и угрозы? Не потому ли, что за объяснением последует ворох вопросов, на которые тоже придется отвечать? Почему не хотят мамы отвечать, общаться с собственными детьми? Они же им не доверяют! Не доверяют их способности услышать, понять, принять и быть осторожными. Известно, что дети, чьи родители предоставляют детей самим себе и сверстникам, растут с меньшими ограничениями, с меньшим количеством страхов и опасений (хоть и с большим числом ссадин, синяков, ожогов и переломов). А дети из маленьких провинциальных городков и деревень вырастают, сохраняя доверие к миру и людям в такой степени, что ушлые горожане небрежно именуют их «деревенщина»,— т. е, простофиля, доверчивый дурак. Да-да, именно так. Дурак. Но относясь пренебрежительно и с насмешкой к излишне доверчивым людям, мы испытываем, тем не менее, потребность в доверии: мы хотим доверять, и желаем, чтоб доверяли нам.
Есть люди, утверждающие, что доверяют лишь себе. Однако в них нет тех спокойствия и безмятежности, что присущи доверию. Эти люди контролируют все. Они не доверяют даже своей способности ничего не упустить из-под контроля, т. е., не доверяют себе, и от этого постоянно пребывают в напряжении.
Без доверия нельзя обрести душевный покой. Без душевного покоя вряд ли можно быть счастливым. А так хочется! Только, доверия в цивилизованном мире становится все меньше и меньше. И только ли из-за страха? Человек не может доверять абстракции: словам, не подтвержденным делами того, кем они произносятся; идее, не персонифицированной в образе ее создателя-лидера; богам без переживания мистического опыта соприкосновения с ними. Во младенчестве мама согревает своим теплом, кормит, создает комфорт, утишает боль, успокаивает лаской. Она учит жить в этом большом мире безопасно и радостно. А горести рассеиваются именно в ее объятьях. Мама — образец для подражания, лидер и богиня. Поэтому, наверное, в древних религиях Богиня-Мать — начало всего, а любая женщина — Ее аватар на Земле. Потому, возможно, и католики демонстрируют большую искренность в вере, что обращают свои мысли и молитвы более к Марии — Матери, ее именем клянутся и на ее помощь полагаются. Большинство людей на этой планете имеют хороших, любящих мам, и их детское, изначальное доверие получает пищу для роста. Но время, когда мама является воплощением и человеческого совершенства, и божественной сущности, кратко. Мир ширится, в поле внимания оказываются другие люди. И целостность начинает рушиться на глазах. «Слушайся папу»,— говорит мама, и тут же на глазах у ребенка вступает с мужем в спор, в бой до полного поражения противника. «Хорошая собачка, собачки хорошие»,— говорит мама, показывая картинки в детской книжке, и одергивает резко: «Не подходи к собаке,— укусит, грязная», едва на улице на пути попадается пёс. «Мало ли, что бабушка сказала! Ты слушай, что я говорю»,— диктует мама, забыв напрочь о том, что бабушка — ее собственная мама, и ребенку это известно. В семьях с традициями до сих пор действует жесткое правило не устраивать споров при детях, ни в коем случае не демонстрировать детям несогласие взрослых между собой, согласовывать заранее все то, что ребенку будет предлагаться в качестве правил и следить за последовательностью в собственных словах и делах. Но, таких семей, согласитесь, остается все меньше и меньше. А в других, обычных теперь семьях по головам детей крупным градом стучат противоречия, разрушая безмятежность, уничтожая молодые побеги веры,— веры в жизнь, в правду, в даже самых близких людей, в себя, утрамбовывая до плотности бетона ту почву, в которой живут корни чувств,— доверие. И очень скоро дети начинают подвергать сомнению все, что слышат и видят, закрываются от мира взрослых, стараясь сохранить в себе то первое, младенческое и прекрасное представление о Мире. Вырастая, становясь взрослыми, они входят полноправно во взрослый мир, но детского недоверия к нему не отменяют. Ведь оно не было осознанно и барьер остался невидимым, а от этого более действенным и нерушимым. Вот так и получается,— дети окукливаются в своем мире, защищаясь от противоречий мира взрослого, и тащат в свое замкнутое пространство единственную доступную информацию о безопасности,— страхи. И с этим багажом, став взрослыми, рожают и растят уже своих детей. Не доверяя никому и ничему.
А разве бывает настоящее творчество без доверия? Бывает ли без доверия любовь? Можно ли, не доверяя, радоваться жизни, быть счастливым? Можно ли без него создавать красоту, делать открытия, рисковать и добиваться настоящего успеха? Как-то, конечно, можно. Кургузо, сжато, напряженно. Преходяще и мимолетно, непрочно, как все те вещи современного мира, что живут только до истечения гарантии, а устаревают еще быстрей. Только, любовь, красота, счастье — это же Вечное! Нет? Мы же хотим, чтоб это было Вечным! Верните доверие! Сделайте над собой усилие, позвольте себе ошибаться и ушибаться, разочаровываться и обманываться, не ставя штампа страха, а размышляя о причинах. И пробуйте опять пройти через неудачный опыт, чтоб научиться жить, чувствовать и добиваться желанного, а не избегать.
Верните себе доверие!
Но есть и другое: «обжегшись на молоке, на воду дуют». За этой поговоркой я так и слышу вскрики, причитания и утешения толпы очевидцев случайного происшествия, которое могло бы стать просто опытом, но превратилось в устойчивый страх. Сколько таких дутых страхов и опасений мы выносим из своего детства? Сколько их добавляем в копилку в течение жизни, привыкнув выбирать из всех возможных реакций при стрессе, боли, падении именно испуг, а не размышление и анализ? Не в раннем ли детстве корень человеческого мира чувств впервые оказывается поврежден? Всегда ли мать остерегает ребенка только ради его безопасности, а не ради собственного спокойствия и для увеличения степени своей свободы? Всегда ли даже дельное предупреждение информативно? Куда как проще сыпать короткими «не лезь,— убьет, укусит, утонешь, расшибешься, упадешь, обманут, отнимут…», чем остановиться в своей безумной гонке за неизвестно чем на пять минут, и объяснить, подробно и понятно. «Это прекрасная собака, но когда ты видишь незнакомого пса, будь внимателен. Смотри, как пёс смотрит на тебя, виляет ли хвостом, рад ли тебя видеть. Может быть, эту собаку обидел другой ребенок, и она теперь боится детей. Тогда она может и укусить. Спроси ее, хочет ли она с тобой дружить,— если захочет, завиляет хвостом и сама подойдет». «Спички и зажигалки — вещи очень полезные, нужные. Но ими нельзя пользоваться там, где есть что-то очень горючее, например, бензин, или горючая ткань одежды. Ты пока не научился сразу понимать, опасно ли зажигать огонь, или можно, поэтому подожди еще пользоваться спичками самостоятельно. Ты же можешь случайно поджечь все вокруг и даже обгореть сам. Когда ты подрастешь, ты больше узнаешь о вещах, ты сможешь сразу видеть, можно, или нельзя зажечь спичку». Не так много времени требуется, чтоб дать объяснение, исключив страх, но развивая разумную осторожность. Почему же с детских площадок, обсаженных по периметру мамами и бабушками, доносятся только окрики и угрозы? Не потому ли, что за объяснением последует ворох вопросов, на которые тоже придется отвечать? Почему не хотят мамы отвечать, общаться с собственными детьми? Они же им не доверяют! Не доверяют их способности услышать, понять, принять и быть осторожными. Известно, что дети, чьи родители предоставляют детей самим себе и сверстникам, растут с меньшими ограничениями, с меньшим количеством страхов и опасений (хоть и с большим числом ссадин, синяков, ожогов и переломов). А дети из маленьких провинциальных городков и деревень вырастают, сохраняя доверие к миру и людям в такой степени, что ушлые горожане небрежно именуют их «деревенщина»,— т. е, простофиля, доверчивый дурак. Да-да, именно так. Дурак. Но относясь пренебрежительно и с насмешкой к излишне доверчивым людям, мы испытываем, тем не менее, потребность в доверии: мы хотим доверять, и желаем, чтоб доверяли нам.
Есть люди, утверждающие, что доверяют лишь себе. Однако в них нет тех спокойствия и безмятежности, что присущи доверию. Эти люди контролируют все. Они не доверяют даже своей способности ничего не упустить из-под контроля, т. е., не доверяют себе, и от этого постоянно пребывают в напряжении.
Без доверия нельзя обрести душевный покой. Без душевного покоя вряд ли можно быть счастливым. А так хочется! Только, доверия в цивилизованном мире становится все меньше и меньше. И только ли из-за страха? Человек не может доверять абстракции: словам, не подтвержденным делами того, кем они произносятся; идее, не персонифицированной в образе ее создателя-лидера; богам без переживания мистического опыта соприкосновения с ними. Во младенчестве мама согревает своим теплом, кормит, создает комфорт, утишает боль, успокаивает лаской. Она учит жить в этом большом мире безопасно и радостно. А горести рассеиваются именно в ее объятьях. Мама — образец для подражания, лидер и богиня. Поэтому, наверное, в древних религиях Богиня-Мать — начало всего, а любая женщина — Ее аватар на Земле. Потому, возможно, и католики демонстрируют большую искренность в вере, что обращают свои мысли и молитвы более к Марии — Матери, ее именем клянутся и на ее помощь полагаются. Большинство людей на этой планете имеют хороших, любящих мам, и их детское, изначальное доверие получает пищу для роста. Но время, когда мама является воплощением и человеческого совершенства, и божественной сущности, кратко. Мир ширится, в поле внимания оказываются другие люди. И целостность начинает рушиться на глазах. «Слушайся папу»,— говорит мама, и тут же на глазах у ребенка вступает с мужем в спор, в бой до полного поражения противника. «Хорошая собачка, собачки хорошие»,— говорит мама, показывая картинки в детской книжке, и одергивает резко: «Не подходи к собаке,— укусит, грязная», едва на улице на пути попадается пёс. «Мало ли, что бабушка сказала! Ты слушай, что я говорю»,— диктует мама, забыв напрочь о том, что бабушка — ее собственная мама, и ребенку это известно. В семьях с традициями до сих пор действует жесткое правило не устраивать споров при детях, ни в коем случае не демонстрировать детям несогласие взрослых между собой, согласовывать заранее все то, что ребенку будет предлагаться в качестве правил и следить за последовательностью в собственных словах и делах. Но, таких семей, согласитесь, остается все меньше и меньше. А в других, обычных теперь семьях по головам детей крупным градом стучат противоречия, разрушая безмятежность, уничтожая молодые побеги веры,— веры в жизнь, в правду, в даже самых близких людей, в себя, утрамбовывая до плотности бетона ту почву, в которой живут корни чувств,— доверие. И очень скоро дети начинают подвергать сомнению все, что слышат и видят, закрываются от мира взрослых, стараясь сохранить в себе то первое, младенческое и прекрасное представление о Мире. Вырастая, становясь взрослыми, они входят полноправно во взрослый мир, но детского недоверия к нему не отменяют. Ведь оно не было осознанно и барьер остался невидимым, а от этого более действенным и нерушимым. Вот так и получается,— дети окукливаются в своем мире, защищаясь от противоречий мира взрослого, и тащат в свое замкнутое пространство единственную доступную информацию о безопасности,— страхи. И с этим багажом, став взрослыми, рожают и растят уже своих детей. Не доверяя никому и ничему.
А разве бывает настоящее творчество без доверия? Бывает ли без доверия любовь? Можно ли, не доверяя, радоваться жизни, быть счастливым? Можно ли без него создавать красоту, делать открытия, рисковать и добиваться настоящего успеха? Как-то, конечно, можно. Кургузо, сжато, напряженно. Преходяще и мимолетно, непрочно, как все те вещи современного мира, что живут только до истечения гарантии, а устаревают еще быстрей. Только, любовь, красота, счастье — это же Вечное! Нет? Мы же хотим, чтоб это было Вечным! Верните доверие! Сделайте над собой усилие, позвольте себе ошибаться и ушибаться, разочаровываться и обманываться, не ставя штампа страха, а размышляя о причинах. И пробуйте опять пройти через неудачный опыт, чтоб научиться жить, чувствовать и добиваться желанного, а не избегать.
Верните себе доверие!